Лежал тихо, внезапно сбитый с мысли, пытаясь
нащупать в себе то, что ускользнуло. Вроде только что было внутри… А, может, не
было? Как не было того поезда, в котором все пели, пусть фальшиво, пусть каждый
о своём, но зато громко и радостно.
Веселый дядька Анахрен подался в сторожа неспроста.: куда ему, дурню,
деваться было? А здесь – скамеечка деревянненькая покрыта засаленным (если от
сала что-либо способно чернеть) матрацем, горячий козёл, на котором можно, если
что, еды разогреть, да телевизор. Живи, радуйся (правда, уже не громко).
Иногда можно и позлиться. Выпустить, так сказать, беса. Заорать ни с
того, ни с сего: «Хватит глупые вопросы задавать! И не надо мне здесь истерику
устраивать!». И сразу, глядишь, забегали, обиженные, надулись, молчат.
А
если кто возьмётся гадать, тогда напридумываешь
столько объяснений всем этим «дорогам» и «ударам», что сразу во все
поверишь, а потом всё равно забудешь. Вспомнишь, когда ударит. Или на дороге
окажешься со свиньёй в руках.
Дядька Анахрен, кряхтя достал градусник, посмотрел, отложил. Хреновая
какая-то болезнь: и горло точно проткнули, и нос заложен, а температуры нет.
Что-то и не чувствуется, что к утру пройдёт. А завтра – на работу! И смена не
из лучших: один как всегда спать пойдет, а другой будет ходить вокруг да около
и приставать с дурацкими вопросами.
Даже высморкаться не дают: с соседней кровати сразу недовольный голос.
Страшно, видно, спать, когда такие звуки вокруг, ужасы всякие снятся. Порой
спишь, застрянешь где-нибудь в дыре и думаешь: может, проснуться, или всё-таки
до конца досмотреть. А там всегда как в нашем фильме: не понятно, чем
закончилось. Что хочешь, то и думай. А думать
не обучены. Придумаешь от силы два тривиальных варианта: один совсем
плохой, а другой совсем хороший, но всё равно оба одинаково далеки как от
фильма, так и от жизни.
Иногда охватывает стыд. Начинаешь орать, топать ногами, доказывать что-то.
Все на тебя обижаются, говорят: ты животное бессердечное. Ни хрена они не
понимают! Хотя, сам-то как объясняешь! А тут и объяснять нечего: ковырнёшь
немного – а под всем этим прячется жгучий стыд. Стыд за то, что не оправдал
надежд, не дал того, чего желали, думал о себе лучше, а оказалось…
Захворал дядька Анахрен – знобит, насморк, живот болит, тошнота. А смены
он неправильно подсчитал. Добрые старики попались: ушли спать, бросили,
приставать и не думали.
Гудит, гудит, а всё мимо проезжает. Всё не к нам. Оно и хорошо: выходить
неохота.
А
эти всё новости смотрят. Только по одной программе исчезает диктор с
озабоченной рожей, как они жмут другую кнопку и слушают то же самое от другой
рожи с наплевательским выражением, циничным каким-то. И так целый день!
А я
вижу ребенка и мне тепло. И радостно. Может, это вера в то, что жизнь
продолжается. А может, умиление. А может, любовь.
Дни
проходят бесполезно: с обеда до вечера сон, вечером – «Кровавая Мэри», потом
опять сон.
Ждали весну – дождались. Сегодня ещё холоднее. Гадость какая-то всю ночь
сыпалась. Утром её кто-то убрал. И на том спасибо. А на ленте – праздник.
Тепло, пахнет дымом, весна в разгаре. Разобьёшь стекло – а там тупые железяки,
провода-змеи. А как хочется туда! Привязан. Дядька Анахрен вздохнул, повернулся
на бок. Тихо! Он, кажется, уснул.
Весь день зиму выскребывал: попряталась, сука, в трещинах, серым снегом
затаилась, схоронилась от солнца. На тебе! Держи, сволочь! На свет её
повытаскивал, разбросал по асфальту. Тает. Хорошо!
А
весны всё равно нет. Насморк достаёт. Деды пьют. Потом спят. Смрад по
комнатушке сеют. Храпят. Стукнешь чем-нибудь по полу, ахнешь, крякнешь –
проснётся испуганный, и дальше храпеть – вонять.
Телефон – куда не звонишь – занят. Воспринимается это как личное
оскорбление. А достучишься – так все тебе рады, не спорят, опасные темы
стороной обходят, бочком, ползком.
А у
кого-то День Рожденья. Праздник. Кто-то ждёт гостей (с подарками!!!).
Проснувшись рано ут…
(текст не сохранился)
…восочетание, приснившееся ему минувшей ночью:
«ГЛИНОБИТНЫЙ ПОРОШОК».
Похожие друг на друга и такие разные. Совсем разные и так похожие друг
на друга. Рука об руку, плечом к плечу, вперёд! Отыскивая друг в друге
похожести, становимся близкими. Потом расстаёмся и скучаем. Затем искра –
письмо, звонок телефона, случайно оброненная кем-то фраза… Надежда! Скоро мы
будем вместе. Всё будет по-прежнему и даже лучше. Финиш. Ни на что не обращаешь
внимания, живёшь только этой будущей встречей. Оглянись! Что-то проходит мимо,
чего никогда не будет.
Часто ведь бы…
(текст не сохранился)
…убль два: право же, печально.
Кода в мир приходит новая жизнь, окружающим кажется, что они тоже обновились
и начинают жить сначала. «Теперь мне всё по фигу! Я силён и богат!» – орал
дядька Анахрен, радостно мотая круги по автобазе. Да, теперь я должен быть
сильным.
Неплотнозакрытые двери спать кому-то мешают. Накануне юбилея все на
ушах. Дед Анахрен потратился и теперь ходит,
угнетённый, в предвкушении хорошей трепки. Голова пустая, мыслей нет.
Сорок дней одиночества обеспечены. Хотя бы издалека, из окна-окошка, на одну
лишь секундочку, одним лишь глазком… Ничего. Скоро и эти дни пролетят и упущенное
нагонится. Всё будет хорошо. Все верят, но очень хотят спать. Да и поздно уже.
В
автобусе ехал бабай и ел лепёшку, корча рожу оттого, что она была совсем не
того вкуса, что на его родине. Напротив сидела бабайка и, глядя на кислую харю
бабая, злилась про себя: «Ишь, москаль, наш бабайский хлеб ему не нравится.
Зажрались здесь все!»
«И
всё-таки она верится», - думал Анахрен, крутясь вокруг своей оси. А она стояла
и не двигалась. Ей было радостно. Её радость граничила с лёгкостью. Её легкость
спала с любовью и просыпалась с солнцем. А Анахрен всё крутился, вертелся и
полагал себя точкой опоры. Глупец!
Анахрен сегодня выспался. Хотя встал не сам: громкий стук в дверь поднял
его из желанного ложа. Вчера он забыл включить холодильник и теперь боялся за
мясо, оставленное соседом: мокрый кусок источал неприятный запах.
В
жизни Анахрена появилась новая вещь - компьютер. Днями и ночами просиживая за
ним, Анахрен бессовестно убивал время и старел на глазах. Он уже давно не мыл
голову, ел через раз и почти не чистил
зубы. Если он всё же выбирался из дому,
его глаза слепил непривычный свет солнца и Анахрен, щурясь, озирал местность.
Наступила весна.
Она
нагрянула, ударив больно по затылку: вчера ещё Анахрен выковыривал остатки снега
из щелей в асфальте, убивая затянувшуюся зиму, а сегодня снег стал грязной
водицей и обнажились огромные залежи бытового мусора, месяцами копившегося в
слоях зимних осадков. Зато было тепло. Захватывающе тепло. Головокружительно и
опьяняюще тепло. И хорошо. «Весна – это вам не хухры-мухры», - формулировал
Анахрен в просыпающемся сознании. «Весна есть наша надежда и радость» – думал
Анахрен, выходя из дому на работу.
На
работе он больше спал, укрывшись строительными телогрейками и почти не видя снов.
Ночь проходила бесследно, а утром -
Анахрен выпивал горячий крепкий чай из кружки и возвращался на
электричке домой, чтобы закончить прервавшийся сон и начать новый день с
полудня, а то и с вечера, если нет никаких дел и никто не разбудит.
Прошёл месяц. Анахрен всё тот же, только пришло лето и он доволен, хотя
и болен немного. Ну, болячек у каждого хватает.
Сегодня он бесится и плюётся. Всё, что касается денег, его мало волнует.
Зато все вокруг как сговорились. Нет! Так у нас ничего не выйдет. Если ставить
эти бумажки выше всего, видеть кайф, лишь имея их, то не будет кайфа. Дядька
Анахрен решил всё бросить. «ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ!» – заорал он и побежал пить пиво.
А ещё ему нравится пиво с салом. Бывает, возьмёт он бутылочку «Жигулевского»,
нарежет сальцае солёненького ломтиками, сядет у телевизора и ну в рот класть да
разжёвывать жирные кусочки да запивать наприятнейшим из напитков. Жуёт и пьёт,
пьёт и жуёт. А рожа довольная!!!
Тут
недавно Анахрен на Родину жуть как потянуло. Хоть всё кидай и беги три тыщи
километров на своих двоих. Еле удержался. Боится своих же слов: возникну и
сгину, прости. Утешает себя: может, не один раз возникну, а хотя бы два? А
Родину дядька Анахрен любит. Любит рассказывать о ней всем подряд, а если уж кто поддакнет и вспомнит что-то своё,
то тут уж Анахрен счастлив несказанно и начинает песни петь, всех заставляет
слушать, а сам уже никого не слушает: орет себе, точно один он.
А
бывает и один поёт. Вокруг недоумевают: а кто там с ним? Вроде никого и нет.
Как же он? Сам для себя что ли? Непонятно! Заходят к Анахрену, говорят: «А ну
дыхни!». Анахрен дышит чесноком и луком, но никто спиртного не чует, и уходят в
недоумении. Странный он какой-то, этот Анахрен! Хотя, вроде с виду не скажешь,
что дурак. А порой такие номера выкидывает! Все стоят, разинув рты, а потом ещё
долго рассказывают соседям да сослуживцам: вот, мол, так и так, было такое,
видали, теперь долго не забудем. И пальцами у виска крутят, чтоб попонятней,
повесомей.
В
автобусе стоял неприятный запах, но кажется, кроме Анахрена, никто его не
замечал. Не прошло и минуты, как Анахрен и сам привык, сел поудобнее и, глядя в
окно, уснул. Полупустой автобус красного цвета уносил его, спящего, туда куда
нужно, но совсем не хочется. Анахрену снилась его жизнь, в которой всё было
точно также: из надобности, а не охоты. Хотя, можно было (как и все)
приловчиться: желать только того, что надо. И он, похоже, научился. Анахрен
записывал свои мысли, а автобус беспощадно трясло и было неясно, сможет ли их
потом прочитать сам автор (не говоря о других). На бумаге всё выходило коряво:
и буквы, и слова, и мысли. И в жизни всё получалось коряво: и мысли, и дела, и
слова.
У
Анахрена постоянно что-то чесалось. Он сначала терпел, а потом пускал в ход
ногти. Поэтому он всегда чесался. Даже во сне, если удавалось уснуть. Да и как
тут уснёшь, если всё чешется, зудит, свербит? Какие таблетки? Какая аллергия?
Вы что, рехнулись?! Скоро уже воду
дадут.
На
обочине стояли сломанные машины, вокруг которых суетились маленькие люди. «Как
бы не оказаться там! – подумал Анахрен. – Ведь вокруг меня никто бегать не
будет. Те, кто едет на мне, даже и не заметят, что я встал».
К
нему подошёл лысеющий дядька, заорал: «Эх, весь мир хотел упасть к моим ногам,
но я выбрал другой путь. А ведь я – гений! - и как-то сразу погрустнел. Я тут
книжку написал. Не хочешь почитать?». Он сунул Анахрену самодельную брошюрку,
снова задрал нос и ушёл, запахнувшись в синий плащ.
«А
может, он – это я… только лет через двадцать? Нет. Не хочу» – поёжился Анахрен.
А
лето стояло холодное. Про него можно было спеть: «И отчаянно ворвёмся прямо в
снежную зарю». Анахрен слышал эту песню уже второй раз за день и злобно
размышлял: «Будто специально ставят, гады. И так ведь холодно».
В
электричку зашёл худенький паренёк с огромной сумкой. Нацепив улыбку, он
заискивающе забормотал, почему-то выделяя шипящие и свистящие: «И ещё раз
добрый день, уважаемые пассажиры. Вам очень повезло, что вы сегодня сели в эту
электричку, потому что именно сегодня я хочу предложить вам то, ради чего был
проложен великий индийский морской путь, то, что на вес золота ценили наши
предки. Это, конечно, приправа кари, содержащая до 30 различных специй и
незаменимая в готовке таких блюд, как гречка, картошка, яйца с майонезом, плов,
борщ, щи корейская морковь, а также различных салатов и окрошек. Вы можете
добавить её в квас, а при покраске окон в белый цвет, сначала промазать ей
стекла и дать им высохнуть: краска прочно и надолго ляжет на окна. Затем она
поможет вам хранить свои мысли, приклеивая их с внешней стороны кожи черепа, и
также сортировать их по типу, составу и количеству информации и энергии.
Закрывая глаза, вы, слабо чихнув, почувствуете странное чувство расслабленности
и лёгкости. И здесь вам снова поможет неповторимый аромат стирального порошка,
входящего в состав ваших стелек. Вывернув карманы мозга через ушные раковины,
вы сможете ощутить приятную колкость пустоты в вашей голове и, конечно,
заполнить её нашим ароматом. Распахивая окна души, помните: с вами всегда наши
специи, ручки и пластины от комаров, выпивающих до дна всё содержимое вашей
духовной субстанции и, тем самым, оставляя вам лишь зуд на поверхности кожи.
Сегодня мы предлагаем вам два пакетика
по цене одного. Для всех остальных специальное предложение: покупая два
пакетика по цене одного, вы получаете в подарок совершенно бесплатно ещё два
пакетика по цене одного. Для сомневающихся имеется пистолет, чтобы не
сомневались более. Тем более у нас товар лицом! Никто сотню не разменяет? Я вам
что тут, банк что ли? Ой, а бутылочку можно? Страсть на свободу охота! А вон та
девушка, кажется, свободна. А у вас? Свободна? Молодой человек! У вас
свободно?» – проревел голос прямо над ухом.
Анахрен вздрогнул и проснулся: «Конечно, есть. Вот мой билет. Путевка в
жизнь, заверенная Минздравом и лично прорабом Беловым». И снова уснул.